Тобиас Уэллс - Моя прекрасная убийца [Сборник]
В Вюрцбурге я проснулся. С верхней полки поступила информация, что в VII веке здесь был центр герцогства, основанного одним из Меровингов.
— Да что ты, Клаус-Дитер! — донеслось с полки напротив.
Только через шесть часов я избавился от столь интенсивного курса истории, который продолжался до самой Альтоны.
Приехав, я зашел в кафе, где обычно обедаю, и заказал что-нибудь северогерманское и большую кружку пива.
— Здравствуйте, господин Клипп, — сказал кельнер и, увидев мой чемодан, спросил:
— Куда-то уезжаете?
— Нет, — ответил я, — только что приехал.
— Ну, значит, это было недолгое путешествие, — заключил он. — Ведь вы были у нас всего несколько дней назад.
— Да, — ответил я, — недолгое…
Хотя мне показалось, что я не был здесь уже года два.
Еда была так себе, пиво — хорошее, а шнапс — тут я истинный патриот — лучше всех крепких напитков Далматин, вместе взятых. Я ел и ощущал себя каким-нибудь командированным, который возвращается к себе на мыловаренный завод и готовится сказать шефу: «Никаких результатов». С той лишь разницей, что при одной мысли о предмете моей безуспешной деятельности у меня начинало чаще биться сердце.
Мне повезло, если везением можно считать временную отсрочку неприятностей. Шефа не было на месте — какое-то очередное заседание. Деловитая фрау Кибиц, на лице которой было написано жгучее любопытство, так и не удовлетворенное мной, отправила меня к заму.
Это был маленький, толстый человек, всегда выбритый до синевы, с голосом, напоминающим скрежет глиняного горшка по каменному подоконнику.
— Ну, Клипп, — проскрипел он, едва выслушав мой доклад, — сыграли в жмурки? Выходит, красные коллеги увели птичку прямо у вас из-под носа? Я слыхал, вы оставили эту особу одну именно тогда, когда она совершила убийство, хотя все остальное время не оставляли ее ни на миг — ни днем, ни ночью.
Был бы он не заместителем шефа, а, к примеру, управляющим отеля, давно получил бы по физиономии. А так приходилось молчать, не сводя глаз с колец сигарного дыма, которые, увеличиваясь в размерах, постепенно расплывались в воздухе.
— Но хотя бы признания от Янсен вы добились? Я имею в виду — относительно убийства Ладике?
— Нет! — ответил я.
— А каково ваше впечатление от этой особы?
— Хорошее, — сказал я. — Она — хорошо воспитанная, умная девушка. Даже если допустить, что у нее были причины для убийства Ладике и Цирот, я не верю, что она это сделала. Она такая… такая…
— Не увлекайтесь, Клипп! — проскрипел заместитель шефа. — Вчера шеф, как только пришел, сразу распорядился, чтобы это дело осталось за вами, когда вы вернетесь. Мне это показалось не особенно понятным после того доклада…
— Какого еще доклада? — перебил я.
— Ах, ну конечно… — усмехнулся он, — вы ведь не знаете. Интерпол получил из Сплита сообщение и переслал его нам по телетайпу. Всего 20 или 25 строк, но вполне понятно. Югославские коллеги установили на основании наблюдений накануне смерти этой фрау… фрау…
— Цирот, — подсказал я.
— Цирот, — продолжал он, — что вы вступили в любовную связь с Янсон, ха-ха!
— У каждого свой метод расследования, — сказал я сухо.
— Разумеется, — сказал он, — и если он эффективен, то не все ли равно, что это за метод. А так… Так над вами только посмеются, да прозовут Дон Жуаном из полиции. Или как-нибудь в этом роде. Мы, правда, не особенно разглашаем ваши секреты…
«Старая ты задница!» — так и хотелось мне сказать, но я сдержался.
— Ну вот и прекрасно! — внезапно посерьезнев, резюмировал он, поскольку я никак не реагировал на его незаурядные шутки. — Вот и прекрасно. Итак, вам следует продолжать работу по расследованию обстоятельств смерти Альфреда Ладике. Документы у Фойерхака.
— Я в курсе, — сказал я, повернулся и вышел из кабинета, пробормотав на прощание нечто нечленораздельное— то ли «до свидания», то ли «чертов идиот».
С Фойерхаком вышло и того хуже. Он вытащил протоколы из ящика стола, швырнул папку так, что только пыль полетела, и ехидно спросил:
— Ну, как съездил? Погода была прекрасная?
— Да, — ответил я. — И все на деньги налогоплательщиков: солнце, голубое море и пинии — если вы, конечно, знаете, что это такое.
— Я знаю, — сказал он, буравя меня своими собачьими глазами. — Не все так глупы, как некоторые думают. Да и некоторые гении сыска не так гениальны, как они мнят о себе. Или я ошибаюсь, и вы добились каких-то результатов, коллега?
— Нет, — ответил я, проглотив эту горькую пилюлю. — А вы?
— Тоже нет, — сказал он. — Меня реже приглашают попутешествовать, как вас!
— Чем вас! — поправил я его.
— Простите? — переспросил он.
— Нужно говорить «чем вас», — сказал я подчеркнуто дружелюбно. — Грамматика, знаете… И все такое.
— Лучше бы демонстрировали свои педагогические таланты с этой Янсен, — он откусил кончик сигары и сплюнул в корзину. — Объяснили бы ей, что убивать грешно.
— Я хочу кое-что сказать вам по секрету, Фойерхак. Мне глубоко наплевать на все ваши суждения, что бы вы там ни говорили. Но вы правы в одном — не все так глупы, как некоторые думают. Кое-кто еще глупее. Счастливо оставаться!
Я взял папку с делом Ладике, пошел к двери, по не хлопнул, а очень осторожно прикрыл за собой. У меня в кабинете стояла невероятная духота. Я распахнул окно и минут пять созерцал бледную синеву, высокопарно именуемую в Гамбурге летним небом. Злость моя понемногу унялась. Злостью делу не поможешь. Всем, чем угодно, только не злостью.
Я достал из чемодана свой разорванный платок, некогда служивший Франциске повязкой и обнаруженный мною в мусорной корзине у нее в номере. Эту повязку я унес в лабораторию и попросил срочно произвести анализ крови.
— Срочно? — спросил эксперт и посмотрел поверх очков на часы рядом с дверью. Было уже почти четыре.
— Ставлю бутылку шампанского! — сказал я.
— Это подкуп должностного лица! — рассмеялся он. — Кроме того, я не люблю шампанское.
— Ну, тогда водки, — сказал я.
Он усмехнулся:
— Я пью только мозельское и предпочитаю урожай пятьдесят третьего года, скажем, «Доктора Бернкастлера».
— Заметано! — сказал я беспечно.
— Не спешите, Клипп, — весело сказал он. — Одна бутылка стоит сто пятьдесят марок. Не меньше.
— О, черт!.. — воскликнул я и дал себе зарок почитать что-нибудь о винах.
— Через полчаса я позвоню вам и сообщу результаты, — сказал он.
Я ответил «Спасибо» и пробежался по кабинетам, где сидели мои приятели. Многих уже не застал, от некоторых выслушал язвительные замечания, поскольку информация о моей поездке в йелсу и сообщении из Сплита распространилась по управлению с быстротой молнии, а также узнал кое-какие интересные и не очень интересные новости. Через двадцать восемь минут я снова был в лаборатории.
— Я уже звонил вам, — сказал любитель мозельского. — Этот платок, что, еще одна найденная улика в деле Ладике?
— С чего вы взяли? — спросил я.
— Очень просто, — объяснил он. — Это группа крови убитого. Та же самая, которую мы определяли по пятнам крови на жакете.
— Великолепно! — закричал я. — Значит, это не та!
— Да нет же, именно та! возразил он удивленно.
— Прошу прощения, та же самая, но другая! Это доказывает, что… Кажется, я все-таки поставлю вам бутылку мозельского — какого, вы говорите, года?
— Надо же, как вы расчувствовались, — сказал химик, снимая белый халат. Он торопился на какое-то торжество. — Рад, что смог быть вам полезен.
— Большое спасибо! — сказал я. — А вы мне все это зафиксируете письменно?
— Да, — сказал он, — в течение тридцати шести часов.
Я быстро вернулся к себе, полчаса полистал дело, убедился, что Фойерхак не переусердствовал — всего три поверхностных допроса в универмаге за пять дней! — и отправился на поиски дам, чьи фотографии были в бумажнике мертвого Ладике. Их адреса наша секретарша аккуратно выписала на листочек. Все двенадцать, включая Франциску, проживали в Гамбурге и его окрестностях. Глядя на план города, я наметил себе маршрут. Начал с Хайди Вандершрек — той, которая подписывала свои письма и фотографии «Леда».
Она сама открыла мне дверь квартиры, которую снимала в одном из современных домов из стекла и бетона, сером и жалком, с темными провалами подъездов.
— Что вам угодно? — спросила она.
— Я бы хотел с вами поговорить, — ответил я.
— Все равно я ничего у вас не куплю! — заявила она раздраженно.
— А я, черт возьми, и не собираюсь вам ничего продавать, — я постарался сдержаться. — Просто хотелось бы задать вам несколько…
— Ах, вот что, вы социолог, — она поджала губы. — Сексуальная жизнь и тому подобное. Простите, но вы не по адресу.
Она собралась было захлопнуть дверь, но я помешал, поставив ногу.
